Показать сообщение отдельно
Старый 11 January 2011, 15:07 #1
S. Лис S. Лис вне форума
Лорд Дэвилис n.
Аватар для S. Лис
 
Адрес: Харьков
Пол: Мужской
Знак: Скорпион
Клубы: Убить Д Котолюб Графоман Потрошитель Де-пуритатор Умник-разумник Пожиратель фантастики
Сообщений: 1 264/1 499
Конкурсы:
II место "Миниатюра"
Домовёнок сентября
КнопМейкер
Статус: Глас народа
Репа в категории: 685
Репа всего: 896
По умолчанию Гроза существования. PG-13. Закончено

Автор: Alice Amerte;Мац/mackevaki
Бета: Alice Amerte
Название: Гроза существования.
Персонажи/Пейринг: Студентка мединицнского университета, Невклидий, Дейл - студент-практикант, Шелер бард.
Жанр: экшен, ангст, дедфик.
Рейтинг: PG-13.
Размер: миди.
Статус: закончено.
Саммари: когда мстишь - копаешь две могилы.
Предупреждение: Мрачно, не для любителей цветочных фантазий.
От авторов: расширяем миниатюру. Ждем критики. ОЧЕНЬ (дадакапсом) ждем. Если кто-то осилит, куфуфу~
Размещение: с разрешения обоих авторов.


Бежать, неважно куда, главное - как можно скорей. Он должен скрыться от магов, от собак, ото всех, кто мог его увидеть и услышать. От любого случайного прохожего. Потому что они тоже умрут. Все умрут. Любой, кто его заметит, кто взглянет в его уставшее лицо. Любой, кто заденет плечом или вдохнет его запах. Они убьют каждого, стирая его из жизни, из памяти, из истории.
Бежать - но куда? Скрыться - где?
Лишь бы не нашли, только не сегодня, только не сейчас!


Серый пустой замок, до того серый, что затянутое хмурое небо кажется наполненным палитрой цветов и оттенков, до того пустой, что слышно, как крыса пробегает по полу какими-то тремя-четырьмя этажами выше. Проклятый полумертвый мир, тут даже ветер не завывает. Да и есть ли он вообще? Вода не бежит веселым звоном, птицы не поют; вся природа, вся окружающая среда такая тихая, замершая, словно делает последний вдох перед взрывом, а после слабое свечение жизни полностью исчезнет.
Это плохое место, чтобы прятаться. Здесь все, как на ладони, каждый шорох, каждый удар сердца. Посиди тут с месяц и начнешь думать, что слышишь собственные мысли, а еще спустя месяц начнешь кричать в большом зале, создавая себе эхо. Вся надежда на то, что не придется сидеть так долго, максимум – два дня. Хотя они никогда раньше не заставляли себя ждать. Может, решили взять измором? Ведь кто выживет, кто останется в своем уме в таком месте…
Порой задумываешься, а нет ли у тебя паранойи и шизофрении одновременно. Это многое бы объяснило и решило сразу все проблемы. Выйти так и сказать: вас нет, вы не существуете, вы плод моего воображения, а фантазии не умеют убивать. Только вот как-то проверять совсем не хочется. Вдруг умеют, вдруг убьют. И что тогда?
Щелк!
Сработала ловушка. Пришли-таки! Пора действовать. Доставать оружие и вести их по отработанной схеме. Всех не перебить, но хотя бы парочку, самых сильных, воинов. Не так страшны маги, как мечники и их гончие. Надо только завести их в подвалы, всего-то.
Враг не дремлет, враг уже зашел за ворота и методично все осматривает. Значит, они не поняли, что это за место. Тем лучше для тебя, ты сможешь их заманить в капкан. Пусть думают, что спугнули и заставили бежать, и что это они тебя загоняют.

Сорвалось! Подумать только, в последний момент! Еще чуть-чуть, ну пару шагов, и ты бы выиграл неделю, может, две недели форы. Наверно они просто догадались, сразу догадались и ловко подыграли. Какая-то сволочь оказалась за спиной и хорошо приложила в затылок, сознание не потерял, но этих пару секунд промедления хватило на то, чтобы они все оказались слишком близко. И нет ни метательных ножей, ни взрывающихся бутылок, ничего, чтобы их откинуть назад. Придется принять бой вблизи. А начать с этого омерзительного жаброносца за спиной. Схватить за горло, получить удар с ноги в бок и свернуть ему шею. Одна радость – они маленькие и хрупкие, эти существа. Этот, по-видимому, просто был смертником.
С другими будет сложней. По возможности надо избегать боя. И почему, почему же ты не продумал путь отступления?
Они сильней тебя, ты не сможешь долго с ними сражаться. Да и что за сражение – блок, блок, блок, увернуться, пригнуться, снова блок. К ним не подступиться, так они быстры, назад не отступить – там капкан. Ловушка захлопнулась? При этом приходится лавировать меж бочонков, чтобы не попадаться на глаза магам с их странной магией прямого действия. Стоп. Магия! И пропущенный удар, как результат – раненное предплечье. Не беда, все равно левой фехтуешь ты хуже, чем колдуешь. Пара пассов, короткое заклинание, – ужасная человеческая магия, все надо обязательно произносить вслух, зато это можно делать на ходу, – и подвал стремительно заполняется клубами дыма.
Сбежал. Затянувшаяся белая густая пелена сменилась туманом, холодным и мерзким где-то в низком лесу. Тут есть звуки, и это не только гулкий шаг по подмерзшей земле, это еще и завывания волка где-то совсем рядом, уханье над головой, неуловимый шепот листьев. Живая природа.
Бежать. Еще одна открытая схватка может-таки кончиться фатально. Надо постараться скрыться и оторваться как можно дальше.

Короткая передышка за широким дубом, ладонью зажать рот и дышать через нос. Тяжело, больно, не хватает воздуха, но надо, надо, ты должен. Да, раны болят, да, ноги ноют и колет в боках, да, сердце бешено бьется и рвется наружу. Но ты еще не готов сдаться. Борись! Чистое небо, яркая полная луна – твои враги. Крепись.
Слышишь? Они уже близко. Вперед! Туда, где слышна вода, может, там ты сможешь оторваться. Может, хотя, сколько ты морей переплыл и прошел пустынь? Каждый раз тебя находят и гонят, и ловят...
За спиной лают гончие – ужасные псы-мутанты, выращенные на человеческой крови и мордами спавшие в пропахших потом лохмотьях, псы, чующие за мили запах человека и сходящие с ума, как если бы быку показали красное полотно. И эти улюлюкающие и булькающие уродцы, на коротких ножках бегающие наравне со псами. Обычно они не шумят, но сейчас, в предвкушении долгожданной добычи, уверенные, что ей некуда деться, начали радоваться и голосить.
Не слушай их, просто беги. Слушай шум в ушах, похожий на приливы, слушай ритм сердца и свою интуицию – она тебе подскажет. Она никогда тебя не подводила и сейчас не бросит, не обманет. Беги к воде, к тому водопаду, невысокому чистому водопаду. Вблизи он заглушает крики погони, и наступавшая было паника развеялась.
Надо прыгать. Не любишь воду? А придется. Вложи в прыжок все свои силы, ты знаешь, что делать. Риск того стоит, это не подводный камень, это возможность уйти.
Сейчас!

Колодец? Ну, так вышло. Вылезай по веревке наверх, пока уронивший от неожиданности ведро старик не вытащил его назад и не начал звать на помощь. Лишние свидетели не нужны. Впрочем, старец и так скоро отдастся, но это не повод расслабляться.
А теперь – бежать, опять и со всех ног. Вот потехи будет, когда погоня откроет портал в ту же точку, где и ты!
Странная деревня, вроде и ночь, а они палят факелы и как загипнотизированные бродят меж домов. Это очень, очень плохо, надо забираться на крышу и двигаться в лес или поле, где они тут живут. Да еще и плотно все застроили, не хватает только крепостной стены или частокола... И осторожно надо, тут на крышах не пойми что стоит: и клетки с птицами, и дымоходы торчат, и еще какие-то не различимые в тенях предметы. Только не зацепить.
Улюлюканье. Как раскаленный прут в глазницы, как ледяная стрела в грудь. Проклятое улюлюканье сбивает с темпа и сильно толкает вперед.
Не допрыгнешь. Портал, скорей, портал! Это высота тебя убьет!..

Бум... и тишина. Жив? Кости целы? Подняться... что-то крошащееся под рукой. Опереться можно. Как же больно, как все надоело. Усталость. Хочется сдаться. Упасть. Умереть.
Слева шум, шаги. Их трое. Впереди движение. Свидетели. Слишком много, придется убивать. Мирные жители... случайные жертвы.
Впереди девушка. В слезах, с разбитой губой. И ей страшно. Мирные?..

***

Я с легким сожалением смотрела в след удаляющемуся Дейлу. Было немного обидно и жалко, и досадно где-то, ведь целый год, может, чуть больше коту под хвост практически, но в основном меня не волновало теперь это расставание. В конце концов, сколько таких еще будет, изменяющих после первых трех месяцев, заглядывающих на чужие юбки и не упускающих случая прихвастнуть в компании, как лихо он справляется и со своей девушкой, и с девушкой соседа.
Постоянные скандалы, хлопанье дверями, пьяные звонки посреди ночи, когда я мирно сплю в обнимку со своей курсовой, ревность с моей и с его стороны меня порядком утомили. Зачем понапрасну тратить свои нервы, которых должно еще хватить до конца учебы и, дай бог, семейной жизни?
Не хочешь жить мирно, тихо и полюбовно, парень, хорошо. Спасибо за доставленное бывало веселье, можешь быть свободен, тебя никто больше не держит.
Надо было, наверное, сразу послушать песни подруги на тему: «Ах, он такой злодей, негодяй и бабник, совершенно тебя не достоин!» Песни были, конечно, основаны на зависти, но, черт возьми, такие правильные песни!
Я допила свой коктейль, наплевав на тот факт, что за углом меня ждет машина, руль и дорога. Ну что, зря приходила, что ли? Уж не ради ли этих десяти-пятнадцати минут напряженного молчания после фразы «мы расстаемся»? Бросила пару купюр – Дейл, естественно, платить больше за меня не собирался, – на стол и направилась в уборную: поправить макияж и смыть с рук остатки этого вечера.
В дверях с перекошенной бронзовой табличкой «women» я столкнулась с какой-то перепившей дамочкой в годах. Явно незамужней, явно ищущей в этом баре очередную жертву для создания уютного семейного гнездышка и видящей в каждой девушке молоденькую профурсетку, готовую вцепиться в любого мужика, что появится в дверях этого заведения. Пропустив ее комментарий на счет моего возраста, внешности, предположительной слепоты и наглости (удивительно, как эти якобы хищницы за минуту успевают проехаться по всему, что мозолит их прекрасные глазки), я вошла в туалет, отделанный зеленой мраморной плиткой и едва освещенный двумя ночниками в фиолетовых абажурах. Дым тут стоял, возможно, погуще, чем в мужской комнате. В дальнем углу кто-то хихикал, зажимался и махал зажатой в руке тлеющей сигаретой.
Я подергала кран, но тот в ответ издал лишь жалкий кашляющий звук и давать ход воде не хотел. Хмыкнув, пообещала себе больше в этом баре не появляться. Как же его называют? Я подмигнула своему отражению в зеркале. Там, в зазеркалье, мне ответила тем же не очень высокая, довольно стройная девушка. Темно-русые волосы до плеч с ровной челкой в свете ламп приобрели сейчас фиолетовый оттенок, под серыми глазами залегли небольшие тени – следствие занятий и чтения учебников ночами; черное вязаное платье с высоким горлом, синяя куртка в руках. В целом – среднестатическая, обыкновенная студентка. А большего мне и не надо было.
Бросив последний взгляд на нечто, все еще хихикающее в углу, скрытое темнотой, но уже без сигареты, я вышла.

На улице было довольно холодно. Ну, уж точно не июнь месяц. Зато, по сравнению с душным и затхлым баром, свежо и воздух чистый. Если, конечно, можно понятие «чистый воздух» отнести к большому, забитому машинами, напрочь загазованному и полному всяческих испарений с близлежащих заводов городу, где каждый человечишка искал свое место под солнцем, которое, к слову сказать, загораживали огромные небоскребы.
Я вздохнула, натянула свою куртку и направилась к ждущей меня уже около часа машине. В темное время суток не стоит задерживаться в каких-то подворотнях, а тем более, рядом с заведениями, откуда может выползти неадекватная и пьяная компания. Придурков много ночью гуляет, а сигарет и денег у меня на всех не хватит.
Наверное, стоит упомянуть о моем феноменальном везении, потому что я все же встретила тех, кому заняться нечем, и они, видимо, поэтому ищут приключений, отлавливая в переулках одиноких девушек.
Они что-то свистели мне в спину, звали выпить и проехаться с ними до чьей-то квартиры. Еще просили…
Ну конечно, ничего оригинальнее обделенные умом на этом свете придумать не смогут, как бы ни старались.
Бросив через плечо, что не курю, я немного ускорила шаг, но так, чтобы мои «поклонники» не заметили. Нечего волновать их затуманенные пивом умы. Главное – добраться вон до той освещенной, главной улицы, где ходят люди. Много людей. Где никто не тронет, не посмеет, побоясь полиции и уголовного наказания. Просто нужно спокойно дойти до машины, сесть и уехать к себе домой. В теплый, милый дом. Позвонить подруге, поплакаться о своей нелегкой судьбе вместо сказки, может, заказать пиццы и посмотреть какую-нибудь одноразовую комедию. Этот вечер не должен закончиться плохо, нет.
Но беспокоящие меня свист и улюлюканье становились громче, приближались. Я нервно оглянулась. Кажется, их было трое. Кажется, они были крупные увальни. А ну его к черту, побежать, что ли? Осталось-то всего ничего…
Кто-то из них хватает за руку, сжимает сильно запястье, выворачивает. Я вскрикиваю, не ожидала, что так быстро догонят. Им и вправду так хочется покурить?
– Ты глухая?!
Нет, ребят, так дело не пойдет. Слепая, глухая. Вы меня сразу в инвалиды запишите. А я еще и немая, представьте. Думаю смело, но сказать не получается. Горло сковывает страх, не могу ничего ответить, просто надеюсь еще оставшейся каплей из моря моего оптимизма, что им надоест играть в молчанку, и меня отпустят.
Вроде даже дрожать начинаю предательски. Ну почему именно сегодня, именно со мной?
Паника подступает, выхода не вижу и не знаю, что делать, что говорить, как смотреть. Бешено верчу головой в поисках прохожих, способных помочь, но до той главной улицы – моей мечты – еще далеко, а из бара никто не выходил.
Меня уже приперли к кирпичной стенке. Ржут в голос, свиньи, чуть ли не хрюкают. Оторвать бы им все, что можно, чтобы неповадно было.
Хочется жалобно взвыть «отпустите» и убежать, прикрываясь курткой, которую я уже умудрилась, кстати, где-то потерять.
– Парни, если в-вам нужны деньги, то… то вот, – протягиваю свой мелкий клатч с парой сотен в кошельке – все, что осталось от присланных папой недавно денег и студенческого поощрения. Сумочка дрожит вместе с рукой, и бисер блестит в голубых огнях, рекламирующих оставшийся позади бар. Документы и ключи я додумалась оставить в машине. Подумать только, когда с Дейлом за столиком сидела, ругала себя за забывчивость. Мол, вдруг машину вскроют, угонят, а там и паспорт, и все остальное, да и сама машина не дешевая, все же. Кстати, Дейла бы сейчас сюда, пускай отрабатывал бы мои истерики и слезы по его вине.
Пожалуйста, возьмите то, что дают, и проваливайте в ту помойку, откуда взялись.
Но куда там. Неужели три набравшихся гниды упустят случая?
Это большой город, детка, если тебя насилуют, расслабься и получай удовольствие. Горько, но факт.
В ответ на какое-то оскорбление в свою сторону кричу:
– Ты на себя-то посмотри, ублюдок недоношенный!
Надо же, как я осмелела, жить мне надоело внезапно, да?
Орет «Сучка!», и тут же мне прилетает по лицу рукой, нет, лапищей, размер как раз таки с мое лицо.
От удара в ушах звон стоит, и перед глазами все смешалось в одну сплошную, тяжелую коричневую массу. Падаю на холодный асфальт, бедные мои содранные теперь коленки, и реву уже громко, не скулю, как до этого. Какая гордость, когда тебе больно до того, что хочется кусать собственную плоть, лишь бы отвлечься. По губам течет что-то соленое, но это не слезы. Неужели разбили?
Размазываю туш, а кто-то из них хватает за волосы и тащит за собой. Дрыгаюсь, лягаюсь, кусаюсь даже, кричу, царапаю все, до чего дотягиваюсь.
Отпустите, отпустите, пожалуйста, умоляю, больно, больно, больно, мне больно!
В голове уже ничего не осталось, кроме отдельных обрывчатых слов и ругательств. Мне страшно, противно.
Сердце со скоростью света то ухает вниз, то подымается вверх, как только его не видно, ведь оно вот сейчас, вот-вот вырвется из груди. Я задыхаюсь, воздуха как будто стало втрое меньше, пот катится градом, чувствую каждую каплю на спине.
Сдохнуть бы прямо сейчас и здесь, пока они еще не раздели меня.
Кажется, я скоро отключусь, потому что в глазах настойчиво темнеет.
– Отпустите! Да пошли… вы… ненавижу… твари… уроды… суки, чтоб вас…
Они не слышат, они все так же ржут и не слышат. Это для них забава. Конечно, кто станет их искать потом? В таком огромном городе ежеминутно где-то кого-то убивают, насилуют или грабят. Копам же ежечасно приходят дела с таким сюжетом.
Они вдруг замолкают и обеспокоенно оборачиваются. Буквально с неба падает нечто большое, лохматое, стонет, пытаясь подняться. Откуда оно взялось? Что это? Спасение, благословение божье или что-то похуже, чем эти трое, которые уже вовсю шарили по карманам, ища, видимо, раскладные ножи, если не хуже?
Я снова кричу и отползаю подальше. Забиться, спрятаться, исчезнуть. Про меня уже и думать забыли, и хорошо. А в нужный момент убежать. Рука на что-то натыкается, оборачиваюсь, уже готовая, наверное, увидеть все, что угодно, но это куртка. Моя синяя куртка.
Хватаю ее, а там, впереди, «оно» уже поднялось. Приглядываюсь, этим «чужим» оказался давно не бритый, заросший мужчина, правую щеку рассекал шрам от виска до шеи. Сглатываю ком в горле, у меня кровь стынет в жилах при виде него.
Целую вечность длился один вдох. А после бывшие только что шавками, почувствовавшими свое превосходство, подонки стали шакалами, отчаянно кинувшимися на разъяренного волка, и замертво упали на асфальт. Рядом тяжело упал и волк, вконец обессиленный схваткой и получивший ножом в бок.

***

Почти что нирвана. Знакомая до боли тишина. Странное, неестественное спокойствие. И это проклятое чувство, что кто-то рядом. Словно снова сковали цепями и заточили где-то далеко, глубоко, где сам дьявол никогда не бывал.
Нет, нет! Просыпайся! Это сон, просто сон и надо просто проснуться!


Не надо, не вертись, не сопротивляйся. Неужели ты так устал от жизни, что стремишься снова к ней вернуться и снова проклинать ее такую внимательную и беспощадную по отношению к тебе? Сдайся и расслабься, позволь себе немного отдохнуть, не зная о том, что происходит вокруг. Спокойствие, нет ни боли, ни погони. Тут ты один, без надоедливой паники, предательского вымотанного тела. Пустота везде, вокруг, тишина, мысли не могут собраться, ничто не тревожит, не мучают кошмары.
Не об этом ли ты мечтал?
И от этого сходил с ума в башне хаоса… Состояние, когда уже не важно, успел ты или нет, не важно, жив или мертв. Нет ничего. Как будто отказали все органы сразу. Это даже не смерть, ведь там, за ней, что-то все же есть. Это просто один миг, когда все угасло, миг, длиною в вечность. Вечность, длиною в жизнь, жизнь в одном вдохе.
Тогда ты выбрался, тогда тебе это было нужно. А сейчас ты бессильно борешься сам с собой вместо того, чтобы дать себе отдохнуть и восстановиться телу. Просто ты боишься… врешь себе, но это не важно, ты боишься, что сорвется, что ты не сможешь…

Вскоре появляются сны. Сначала серые и нечеткие, похожие на размытые чернила гравюр; различимы солнце и вода – это берег, знакомый до боли. Твой пляж, запах моря, приятно шуршащий песок. Зачем ты пришел сюда в тот день?..
Что-то вспыхивает на дне сознания, что-то поднимается из глубин памяти, и начавший было желтеть песок вдруг размок, растекся под набирающими силу волнами и окрасился в бордовый цвет; стал вязкой смесью под ногами.
Гравюра сменяется целым калейдоскопом образов убитых и измученных людей, всех, кого не щадил, кого пытал, кого оставил на мучительный исход судьбы…
Хватит! Слышишь? Ты скоро сойдешь с ума. Успокойся и вспомни что-то хорошее. Вспомни детство, отца, как он учил тебя читать следы и охотиться на лесных зверей. Нежную улыбку матери, вязавшей тебе на зиму новый свитер, пока ждала вас с отцом с охоты. Сестренку, которая не давала тебе покоя и все время просила сделать ей деревянную лошадку, чтобы можно было на ней кататься…
Но образы проносятся серой пеленой, словно и не было никогда. За ними другие похожие семьи, другие деревни, и все в огне, все охвачено паникой, крики и мольбы о помощи, о пощаде…

Хватит. Прошло – и нет.
Ты же так хотел вернуться в Сильтрансе’а, ощущать ароматы нежных, никогда не увядающих цветов, к яркой луне, мягким светом играющей в водах ручьев и реки, в фонтанах, в предутренней росе. Туда, где день не отличим от ночи, лишь небо затянуто серыми тучами. Там нет ненавистного солнца, за что ты и полюбил этот город, эти шпили, сады и дорожки, где нет ничего и никого, чтобы тебя раздражало, как это было в других местах. Именно там ты познал любовь, там познал жизнь, там ты мог бы обрести покой.
Разве это не прекрасно?
И не важно, что оттуда все началось…
Серебристые локоны, большие зеленые глаза, смотревшие на тебя, как на совершенство, маленькие плечи, хрупкая фигурка. Она так любила крохотные цветки сирени и могла целыми днями сидеть и читать среди цветущих кустарников. Ее магия была в рисунках, смазанных нечетких пейзажах, в которые стоило вглядеться хорошенько, и ты мог оказаться в том месте наяву. Это она тебя научила перемещаться через порталы…
Ты любил ее, не смотря на то, что она была странной даже для своего народа: всегда грустная, молчаливая, витающая где-то далеко. Необычайно умная девушка, творец. Она никогда не говорила, что видела там, за гранью, только рисовала. По два-три пейзажа в день, бывало, один в неделю. Словно сознанием пролетала по несчетному количеству миров, а приносила с собой только самые одинокие, красивые и спокойные.
Вспоминаешь вашу первую встречу – случайную, она, сама не зная как, нарисовала тебя и притянула к себе. С каким испугом ты обнаружил себя там же, где только что был, но уже и не там. Ты закрывал и открывал глаза, прогоняя морок, желая, чтобы вернулся горячий песок, сладковатый запах сменился соленым бризом, вновь поднялись пенящиеся волны. Но видение не уходило, а за спиной кто-то тяжело дышал, и что-то упало, громко звякнув в тишине.
Первое впечатление от города, большого и чистого; вымощенные дорожки вели на ухоженные веранды, резные беседки, не высокие домики с круглыми окнами, где легко покачивались шелковые занавески. Молодые и красивые лица эльфов, чему ты немало удивлялся, сверкающее оружие стражников, обеспокоенный вопрос отца девушки: «где ты была так долго?»
Тебя приняли в общество, хоть и не без опасений, тебе позволили обучаться и магии, и мечу, тебе позволили работать. Крепкая семья, новый уютный дом. Первый поцелуй, первые настоящие чувства. Юношеская романтика. Ваша свадьба, шумная и скандальная. Ваша дочь – копия матери, только в глазах не отображались миры.
Ты был счастлив.

Случайная бессмысленная война. Кровавая, жестокая, и совершенно не ясно, из-за чего, как взрыв накопившейся ярости. Люди, эльфы, снова люди, все смешалось, где свои, где враги. Одно сплошное месиво. Один пронзительный крик…
Пять лет жизни на поиски способа для мести. Пять лет жизни на то, чтобы выжить.

Сумеречный город медленно отдалился и растаял в звездном небе. Тебе снова снится, что ты бежишь. Куда? Зачем? Небо меняет цвета, оно то ближе, то дальше, грозные черные тучи тоже куда-то бегут… Наконец-то ты остановился. Не это ли небо ты видел последним, как раз перед тем, как окончательно потерял над собой контроль?
Все стихло, стемнело, исчезло…
Снова в нирвану?
Ну, нет!
Пора просыпаться.

Тяжелые ощущения тела, неприятный привкус во рту. И где-то рядом тихие таки часов.

***

Кожу почти обжигает горячая вода, струи слишком сильно бьют по спине. Чувствую каждую каплю, будто оставляющую на мне отметину, но сделать напор тише и прохладней не хочется совсем. Я уже час сижу в ванне и понапрасну трачу не только свое время, но и деньги. Ведь потом придет такой прелестный счет с такими большими циферками.
Однако только под этим душем, с шумом этой стекающей воды мне казалось, что мысли наконец-то приходят в порядок. Вернее даже, возвращался рассудок вообще.

Последние выходные я почти не выходила из дома. Последние выходные сами прошли мимо моего дома и даже не заглянули в окно. Может быть, я отключилась? Потому что отчета себе в действиях я не отдавала. Четко помню все события, но как будто наблюдала за ними со стороны.
Вот на меня напали недалеко от того кошмарного бара.
Вот появился этот… этот… Я не знала, кто он. Не знала его имени. Не думала даже о том, как его зовут.
Помню, что побежала тогда на ту несчастную, освещенную улицу, схватила за руку первого попавшегося прохожего. Наверное, я показалась ему полоумной. Еще бы, представьте: на вас из переулка выскакивает лохматая, помятая, заплаканная, с потекшей тушью девушка и что-то кричит, указывает туда, откуда выбежала, захлебываясь, мелет чушь о каких-то ублюдках, о муже. Да, я соврала тогда, что он, тот, кто спас меня, мой муж. Это первое, что пришло мне в голову и, главное, осталось. Не знаю, как мне не отказали в помощи и не умчались от меня куда подальше. Но этот прохожий, видимо, был представителем той части человечества, которой не наплевать на чужие проблемы. Он помог мне дотащить до машины и уложить этот «подарок небес» (практически в прямом смысле). Видя мое состояние, предложил самому сесть за руль, отвезти нас в больницу, вызвать полицию, в конце концов. Я отказалась. Мне не хотелось нигде светиться, числиться в каком-то деле. Не хотелось, чтобы об этом знали в институте, чтобы об этом рассказали моему старенькому, одинокому отцу, который пережил уже инфаркт, и любое чрезмерное волнение теперь может его попросту убить.
Я сказала прохожему, чтобы он вызвал девять-один-один для тех перепивших уродов, и уехала.
То и дело поглядывая в зеркало заднего вида на своего тяжело дышащего избавителя, пыталась успокоить прежде себя и понять, куда нужно двигаться. Если ехать в больницу, где ему, конечно, помогут, то лишних вопросов все равно не избежать. Что с ним, почему он так выглядит, можете ли вы показать свои документы, где, разумеется, не окажется штампа… Это на улице, в холод, в темное время суток, в панике и в слезах можно обдурить мимо проходящих. Но больница теплая, светлая и полна не самыми глупыми людьми. Все это сулило вызовом копов и нежелательные последствия.
Тогда я свернула домой. Я считала, что справлюсь с этой раной и сама, а иначе – не студентка четвертого курса медицинского. Слава Богу, не ошиблась. Все действительно было не так ужасно, как казалось в машине, в дороге до моего порога, что так мучительно долго тянулась.
Кое-как дотащила его до кровати (Боже, сколько же в нем веса?), помню, как ощутила еще одну волну животного страха, когда, сняв с него порванную и испачканную донельзя рубашку, обнаружила бесчисленное множество шрамов. Шрам на шраме, шрам на шраме. Кто же он такой?
Чего только мне не привиделось, о чем я только не подумала, подготавливая все необходимое для первой в моей жизни, пусть и маленькой, операции. Зашивая колотую рану, я сосредоточилась настолько, что не услышала даже звонок мобильника. Ну а после, обработав свои труды водкой, вдруг нашедшейся в холодильнике (Дейл, хотя бы здесь ты был полезен), нашла в себе силы позвонить волнующейся подруге, соврать, что задержалась в пробках и что жутко устала, отшивая этого придурка. Я отрубилась прямо в кресле с трубкой в руке.
Наутро едва не заорала, увидев у себя в спальне незнакомого мужика, но визги, благо, сдержать сумела. Вспомнив, наконец, кто он, и что вообще за дела творятся, я снова позвонила – уже папе.
Сказала ему, что не смогу приехать на выходных. Что у меня все хорошо, нет, я ничем не болею, но на носу сессия, а мой хвост придавливает куча долгов, что я буду корпеть над горой конспектов и просто физически не потяну еще и поездку. Отец, грустно вздохнув, согласился, что четвертый курс медицинского института – не шутки, и пожелал мне удачи.
От своего «пациента» почти не отходила. Если я и выбиралась из квартиры, то только до ближайшей аптеки, чтобы закупить побольше бинтов для перевязки.
У него часто начинался жар, и я протирала его лоб влажным, смоченным в холодной воде полотенцем.
Иногда он стонал. Громко, навзрыд. Ему, возможно, что-то виделось плохое в бреду, не знаю. Я трясущейся ладонью гладила его огромные руки, пыталась петь колыбельную тонким, сдавленным страхом голосом и думала в такие моменты, что лучше бы отвезла этого странного и пугающего мужчину в больницу, а не занималась самодеятельностью. В какое-то из этих мгновений мне снова позвонила та подруга, и я послала ее к чертям. Больше мы не разговаривали.

Выключаю душ, и снова становится невыносимо тихо. Не вытираясь, заворачиваюсь в банный, махровый халат, зачем-то протираю запотевшее зеркало. Редко, но меня все же посещает мысль о сумасшествии.
Может быть, я – больная на голову шизофреничка? А это чудо на моей кровати – плод нездоровой фантазии?
Горько усмехаюсь и понимаю, что втайне я действительно на это надеюсь. Просто моя обычная жизнь вдребезги разбита теперь, ее разнесли в пух и прах тяжелой кувалдой, а осколки разбросали по свету, как в той сказке про Снежную Королеву, Кая и Герду. Мою любимую, кстати. Но ведь каждый человек будет чувствовать себя хуже некуда, если его обычное спокойствие, его обычный, уютный мирок нарушит некто, чьего имени он даже знать не будет?
Выходя из ванны, ежусь и потуже завязываю халат. Распаренного, мягкого, чуть ли не освежеванного тела тут же неприятно касается и мерзко ощупывает холод.
Я иду в свою комнату, проверить, как обычно, раненый «подарок небес», но, открыв дверь, захожусь в немом крике. Его нет. Нет! Нет! Кровать пуста! Никого! Что же это за… Я что, действительно чокнутая?! Но ведь постель смята!
Чувствую сзади чье-то присутствие, сглатываю, оборачиваюсь и утыкаюсь носом в широкую, мощную грудь.
Шрамы. Знакомые шрамы.
Медленно подымаю голову и встречаю усталый, недоверчивый, колючий взгляд.
Я не успеваю опомниться, а меня уже прижали к двери и подставили кухонный нож к горлу. Мой кухонный нож!
Ударилась затылком об косяк, да так, что в ушах зазвенело. Когда же это кончится все?
– Стой, не убивай! – выпалила опять первое, пришедшее на ум. Чувствую, как капельки пота скатываются по спине. По чистой и без того мокрой спине. Я снова испытываю животный страх, как пару дней назад возле бара. Только теперь передо мной мой спаситель, мой «подарок небес».
– Кто ты? – спрашивает он. У меня перехватывает дыхание, ловлю себя на том, что бессмысленно открываю-закрываю рот. – Кто ты? – повторяет он уже со злостью в голосе.
– Я была в переулке, где ты убил тех троих, помнишь? – глубокий вдох перед еще одной скороговоркой. – Тебя ранили и… я привезла тебя сюда… здесь, дома, перевязала тебе рану… вот…
Сердце снова заходится в груди, кровь стучит в висках. Я снова боюсь за себя, за свою жизнь. Снова хочу убежать и навсегда-навсегда забыть.
Он грубо хватает меня за руку и одергивает халат. Зачем-то внимательно рассматривает мое голое правое плечо. Хочется ударить его чем-нибудь тяжелым, а потом забиться под кровать, например, чтобы меня перестали хватать, лапать и бить. Ей богу, это становится какой-то традицией.
Его пальцы, шершавые, жесткие, как у рабочих, положивших жизнь на возделывание земли, касаются кожи, будто режут. Надавливает, не церемонится вовсе, высматривает, хочет в чем-то убедиться, бормочет себе под нос, и мне почему-то кажется, что это заклинания.
Неприятно. Ощущение, что плечо мне вспарывают без обезболивающего. Я крепко зажмуриваюсь и отворачиваюсь. Все равно сделать ничего не смогу больше, пока не закончит этот обросший монстр свое непонятное дело. Слова на него явно не действуют.
Тяжело вздохнув, он отпускает меня и отворачивается.
– Зря. Что это за место?
– Моя квартира, – удивленно вскидываю бровь, развожу руками.
– А год? Какой сейчас год?
– Две тысячи десятый… а что?
Он хмурится, садится на кровать. На бинтах нет пятен крови, значит, швы не разошлись.
– Ничего. И долго я тут?
– Два дня. Тебя вообще сильно ранили.
Хриплый смех.
Он смеется? Да что вообще, черт возьми, происходит?!
– Царапина, сам бы выбрался.
Теперь уже я смеюсь. Хотя, это скорее называется нервным и истеричным хихиканьем.
– Сам? Колотая рана в боку! Скажи спасибо, что легкое не задело! И обошлось без зара… – я осеклась и замолчала. Смотрит так иронично, мол, яйцо курицу учит. Так на меня обычно декан косится, когда я, пытаясь выделиться, рассказываю дополнительный, незаданный материал.
Даже обидно становится, и где-то негодование просыпается.
Но мне, дуре такой, стоит все равно заткнуться, ведь у него все тело – пособие для практикантов скорой помощи, я действительно для него – просто соплячка, говорящая и без того очевидные вещи.
– Тебе бы себя в порядок привести, – сказала я и отошла к шкафу искать чистые полотенца.

Последний раз редактировалось S. Лис; 30 May 2012 в 11:25.
S. Лис вне форума   ЦитатаЦитата